Ее критиковала модная пресса, проклинали обыватели и предавали анафеме церковные иерархи. Ей предвещали быстрое забытье и насмешки грядущих поколений. Но прошли годы, эта одежда прочно вошла в наш быт, и мы носим ее с удовольствием.
Самый большой протест «прогрессивной общественности» во все времена вызывала женщина в мужской одежде. Брюки – это символ мужской силы, и, дескать, негоже рядиться в них посторонним. Например, это было главное обвинение на суде против Жанны д’Арк. Спустя столетия писательницу Жорж Санд, любившую облачиться в сюртук и панталоны, на костре не жгли, но порицали не менее горячо. Но это были модницы-одиночки, первым же из дизайнеров, кто официально ввел брюки в женский гардероб, был француз Поль Пуаре.
В 1911 году его модель из шаровар и деликатно прикрывавших их юбочки, вызвала международный скандал. Даже Папа Римский взял на себя труд придать анафеме аморального парижанина. Потребовалась одна мировая война и несколько европейских революций, прежде чем брюки утвердились в женском спортивном и домашнем гардеробе. Но на улице дама в брючном костюме вызывала переполох еще долго. Так было в 1930-х с кинозвездой Марлен Дитрих, которая собирала в Париже толпы шокированных обывателей, и даже в 1960-х, когда в Нью-Йорке светскую львицу и музу Ив Сен-Лорана Нэн Кемпнер не пустили в ресторан в брюках. Она лихо выкрутилась из ситуации: прямо на улице сняла нижнюю часть костюма (кстати, от Yves Saint Laurent) и вошла в ресторан в одном жакете, благо он прикрывал, все что надо.
Этот казус показал насколько «прогрессивная общественность» отстала от реальной жизни, и постепенно классический брючной костюм закрепился в женском гардеробе. Зато еще долго вызывали скандалы любые способы акцентировать женскую анатомию. Например, в 1976 году всех шокировали узкие брюки-стрейч от Вивьен Вествуд. А относительно недавно, в 1993-м, в штыки встретили первые брюки с сильно заниженной талией от Александра МакКуина. Да-да, те самые, которые сегодня носят все.
Всеобщее порицание долго вызывали и любые попытки обнажить женское тело. Первым упрощать и укорачивать дамские наряды начал все тот же Поль Пуаре. Кстати, недоброжелатели злословили, что если бы его жена и муза Дениз не была столь стройной и длинноногой, то прогрессивной моды бы не случилось. Но лавры «ниспровергательницы основ» достались Коко Шанель. Ее простенькие костюмы и платья из джерси на волне лишений Первой мировой войны пришлись ко двору во всем мире.
Постепенно мода на лаконичные формы и строгую геометрию кроя достигла апогея: женские платья выглядели, как нательные сорочки – легкая ткань, два шва по бокам, тонкие бретели и длина до колен. При виде такой простоты нравов у консервативных господ случались обмороки. Но 1926 году Шанель их «добила»: она предложила в качестве универсальной вечерней одежды простое черное платье. И несмотря на все возмущения, что-де Шанель ввела в моду бедность и стиль гувернанток, мы носим маленькое черное платье до сих пор. Кстати, украшения для этого платья в свое время вызвали не меньший переполох: Коко объявила драгоценности анахронизмом и заменила их бижутерией, крупной и довольно-таки вульгарной.
Казалось, после «нагой моды» 1920-х, придумать что-то более откровенное было уже невозможно. Но в начале 60-х два молодых дизайнера – Мэри Квант в Лондоне и Андрэ Курреж в Париже, предложили новую модную длину – мини. И хотя поначалу юбки были укорочены выше колена лишь на ладонь, все СМИ трубили о падении нравов. Но они ошибались.
Уже в 1964-м американец Руди Гернрайх представил купальный костюм монокини – облегающие шортики на узеньких помочах, ничего не скрывающих. По сравнению с этим даже бикини – трусики и лиф – показались верхом приличия. Гернрайха осуждали все: от очередного Папы Римского, наложившего вето на его купальник-топлесс, до мэра Сен-Тропе, готового поднять в воздух вертолеты, чтобы отслеживать красующихся в нем бесстыдниц, и арестовывать их. В ответ Гернрайх придумал купальник-унисекс – трико, обнажающее спину и ягодицы, одинаковые для Нее и для Него. А потом создал бюстгальтер No-bra-bra, состоящий из двух прозрачных нейлоновых треугольников. На фоне таких достижений Ив Сен-Лоран, который в 1968 году выпустил на подиумы манекенщиц в прозрачных шифоновых блузах, кажется просто пай-мальчиком.
Бурю эмоций вызывают не только дизайнерские попытки максимально приблизить свои творения к костюму Евы, но и любая коллекция, переворачивающая представления о женственности. Когда в начале 1980-х японцы Рэи Кавакубо и Йоджи Ямамото представили Парижу глухие черные, многослойные и асимметричные одежды, на фоне гиперсексуальной моды того времени это вызвало шок! Но именно после этого в моду на целое десятилетие вошел черный цвет.
В 1987-м юбки-буфы Кристиана Лакруа вызвали не меньший переполох: «Гореть им синим пламенем!» – гремели модные обзоры, а эти юбки с небольшими вариациями мы носим до сих пор. Десять лет спустя коллекции Миуччи Прада в стиле «нищенский шик» и Рэи Кавакубо с искажающими пропорции «толщинками» и «горбами», отказывались закупать магазины. В 2000 году Джон Гальяно в коллекции для Дома Christian Dior «воспел» парижских клошаров. Чтобы понять ступор богатых клиенток, представьте, что Юдашкин сделал коллекцию, вдохновленную московскими бомжами.
Однако, если отторжение слишком открытой или антигламурной одежды хоть сколько-нибудь объяснимо, то шквал критики, встретившей целый ряд классических, даже консервативных ныне вещей – загадка. Так, представленный в 1954 году Коко Шанель знаменитый твидовый костюм, простой и элегантный, состоящий из прямого жакета, прикрывающего бедра, и юбки до колена, был в пух и прах раскритикован модной прессой. Два года спустя созданное Кристобалем Баленсиагой прямое платье-рубашка порицали за уродливость и бесформенность.
Но особенно нелегко дизайнерам-новаторам (и даже не новаторам) приходится, когда в моду вмешивается политика и национальное самосознание. Вот два самых ярких примера. Зимой 1947 года Кристиан Диор представил свою первую коллекцию, ныне известную как new look. Концептуальная модель: узкие плечи, затянутая талия, длинная и очень широкая юбка из дорогих тканей, завершает образ шляпа, надвинутая на глаза. В мире шинелей, патриотически укороченных платьев и перелицованных вещей подобная демонстрация нарочитой роскоши казалась издевательством. «Это антисоциально!» – писали парижские газеты. Активистки женских организаций левого толка заявляли, что Диор хочет снова загнать женщин в тесные корсеты. Особо рьяные оскорбляли клиенток, стоящих в очереди в Дом Dior. Дело дошло до того, что во время уличной фотосессии диоровских нарядов, обывательницы напали на моделей, порвав платья в клочья. В общем, если бы не американцы, принявшие new look на «ура!», пришлось бы Диору сворачивать производство.
В более сытые времена, весной 1971 года, Ив Сен-Лоран представил коллекцию, вдохновленную личным стилем модницы и тусовщицы Паломы Пикассо, которая носила купленную на блошином рынке одежду 40-х годов – платья из крепа с набивным рисунком, туфли на танкетке, шерстяные костюмы с прямыми брюками и горжетки из лисьего меха яркого желто-зеленого цвета. Пережившие Вторую мировую войну, оккупацию и Сопротивление журналисты только что не растерзали Сен-Лорана. Любимцу Франции едва не объявили бойкот, писали, что коллекция откровенно и безоговорочно уродлива. Тем не менее, этот вид уродства моментально поддержала молодежь, уставшая от массовой и ставшей уже заурядной моды хиппи.
Но чаще всего достается американцу Марку Джейкобсу. В 1992-м его коллекция «Гранж» для элегантной марки Perry Ellis отразила молодежную моду того времени – многослойность, небрежность, нарочитая бедность, и вызвала настоящую истерику в модной прессе. В итоге с Джейкобсом расторгли контракт, но уже через полгода весь мир одевался а-ля «гранж». Что касается коллекции, то она вошла в почетный список тех, что влияют на дальнейшее развитие моды. Но Марк не успокоился и спустя несколько лет представил объемные черные платья-коконы и юбки-фонарики. Тут уж пресса порезвилась! «Мешки для картошки» и «выпускные платья для беременных тинэйджеров» – это еще самые пристойные эпитеты. А уже на следующую весну почти все дизайнеры предложили объемные черные платья, чуть более изящные, но явно скроенные по эскизам Марка.