Илья, Вы чем-то похожи со своим героем?
Доктор Роман Широков однозначно хорош для своих пациентов, но они же не знают, что происходит в его личной жизни. О нем говорят, как о хорошем человеке и профессионале, люди, которые не видят его другую сторону. Но Широков же допустил, что его первая жена Нина сделала аборт! Насколько нужно быть занятым работой, чтобы не видеть проблему близкого человека? Наверное, это называется гордыней, когда ты до такой степени повернут на работе. И мне было интересно воплотить образ настолько увлеченного своим делом человека, что жизнь в итоге сыграла с ним такую плохую шутку. Для Широкова работа – это допинг, наркотик. Хотя с другой стороны, как раз его огромное желание помочь и творит чудеса. Тема помощи женщинам очень благодатная, так что и в новом сезоне я по-прежнему буду им помогать, спасать, делать свое дело.
С моим героем мы похожи своей увлеченностью работой. Недавно мы с женой посчитали съемочные дни за прошлый год, и получилось, что треть года я не видел свою семью! Это, конечно, меня отрезвило. И возраст уже такой, когда идет переоценка ценностей… У Евтушенко есть замечательное стихотворение «Когда мужчине 40 лет», о том, что нужно пересмотреть свою жизнь, понять, что для тебя важно. Поэтому вполне возможно, что после окончания съемок я год отдохну и от театра, и от кино. Хочется заняться семьей, может, что-то написать, потому что есть мысли и идеи для сценария или книги, хочется заняться жизнью.
Доктор Широков часто попадает во враждебную обстановку – сталкивается с интригами, завистью, сговором и обманом. Мне кажется, что и в актерской среде бывают такие ситуации…
У нас замечательная группа, хорошие люди. Многие, в том числе два наших режиссера, работали над первым сезоном. И партнеры у меня тоже замечательные. Например, актрису Кристину Кузьмину в третьем сезоне я порекомендовал продюсерам. Я понимал, что у нас по сюжету будут некие отношения, и предложил ее попробовать на эту роль. Хотя, конечно, в кадре на контрасте можно было бы все что угодно сыграть: у тебя внутри ненависть клокочет, а ты смотришь – в глазах огонь. Зрителю кажется, ох как он ее любит, а на самом деле ненавидит...
Как Вам работается с новыми партнерами?
В третьем сезоне мы постоянно хихикали на площадке. У меня был замечательный антагонист – Тарас Кузьмин, с которым мы все время шутили над происходящим. Это и правда смешно, когда на операции в кадре три врача, а за кадром – еще 50 человек, а ты с серьезным лицом проводишь сложнейшие манипуляции.
Как готовились к роли? Долго пришлось привыкать держать инструменты или мышечная память быстро сработала?
После первого сезона у меня уже появился отличный фундамент. Если актер один раз уже что-то делал, это, как в компьютере, где-то в памяти откладывается и в нужный момент появляется. Это и есть актерская природа – всю свою жизнь накапливать, впитывать, как губка, информацию, чтобы потом ее выдать. Так что после ничего особо вспоминать не нужно было, адаптировался быстро. Кроме того, у нас на площадке работают консультанты, которые нам помогают.
Тарас Кузьмин отметил, что после съемок в «Женском докторе» у него поменялось виденье роли женщины…
Со мной это произошло давно. На волне рождения детей я на эти вещи смотрел по-другому, и согласился на такую роль, потому что некий опыт уже был, хотелось нырнуть в эту тему, понять. Изменения – это энергия, их нельзя сыграть. То, что я пережил в своей жизни, мое отношение, видимо, это и выстрелило в первом сезоне. Потому что мне небезразлично, это живет в каждой клеточке моего тела. Я не просто озвучиваю текст на площадке, медицинских сериалов же полно, тут важно, чтобы человек попал, а люди очень хорошо это чувствуют, кто бы что ни говорил.
Вы говорите о том, что созданный актером мир и персонаж может влиять на сотни и тысячи людей. Как думаете, доктор Широков относится к таким характерам?
Да, мне уже пишут поклонницы. Одна написала, что, когда вышел первый «Женский доктор», у нее было двое детей, а сейчас – уже шестеро. Что же будет дальше?! Пишут, что после просмотра первого сезона кто-то стал акушером, а кто-то решился родить ребенка…
Актеру важно для каждой роли многое переосмыслить, накопать в себе. Как справляетесь с этим грузом, ведь роли бывают разные, и отрицательные в том числе?
Роль – это не же рюкзак, я не ношу их с собой. Хотя, кто-то может быть и заигрывается, ведь не зря говорят: найдя дорогу к роли, не забудь дорогу обратно. Так вот я дорогу обратно не забываю. Что-то открытое, человеческое, какие-то нюансы я оставляю для профессии, но я не тащу все с собой. Есть мой мир, моя жизнь, и я хочу жить своей жизнью, а не жизнью персонажей, которых я сыграл. Безусловно, сыгранные характеры помогают что-то осмыслить. Почему сейчас люди ломанулись к психологам, в церковь не ходят, а ходят к психологам? Потому что это человек, который их выслушает. И актер в этом смысле, попадая в некую ситуацию, проговаривая события, ставит себя на место другого, мы видим проблему сверху. Каждый должен быть внимательным к себе, к своей жизни – в этом и есть смысл. И эта работа, конечно, помогает себя менять в лучшую сторону, вести постоянную работу над собой.
У вас много разнообразных характерных и интересных ролей. А есть ли такая, которую вы выделяете из всех?
Значимая – самая первая роль, которая впустила меня в мир кино. «Азазель» подарила мне встречу с замечательными людьми, позволила узнать, что такое кино в самом фантастическом и прекрасном виде. Все, что происходило тогда на площадке, было искусством в хорошем смысле этого слова, когда все рождается и творится легко. Сериал «Московская сага», снятый по замечательной книге, - огромный проект, и роль Бориса Градова, и прекрасные партнеры – стали настоящим подарком. Запомнился сериал «Шахта», в котором я играл военного. Семь месяцев я прожил в Волгограде, бегая с автоматом. Было ощущение, что я не снимался, а проходил военную службу. Недавно сыграл тоже военного у Владимира Шевелькова в «О чем молчат французы». И за это я ему очень благодарен – Володя предлагает мне такие роли, которых мне больше никто не предлагает. Я соглашаюсь на съемки, когда есть история, когда мне самому есть, что в ней сказать. В этом смысле я счастливчик, могу себе позволить выбирать, что мне нравится.
Есть ли у вас табу, на что вы никогда бы не согласились на съемочной площадке?
Наверное, я бы не взялся играть какое-то однозначное мистическое зло, потому что не хочу влезать в потусторонний мир. В остальном, если хороший режиссер, если история оправдывает, если сцены обоснованы и не высосаны из пальца, то почему нет? Бывает артхаусное кино, где задница в кадре только ради задницы, тогда, нет, в таком не стал бы принимать участие.
Как вы реагируете на критику? Читаете отзывы о своей работе?
У меня есть внутренний камертон и свое ощущение правды. Ведь, столько всего уже пережито, увидено и сыграно… Театр в этом смысле более правдивый, потому что это ежедневная работа, и есть возможность трансформации, меняются обстоятельства, люди, которые приходят на спектакль, меняешься ты сам. Кино –совместный труд сотен людей, и ты понимаешь, например, что за историю рассказываешь, что и как ты для этого делаешь, но за общий результат не ты несешь ответственность. Поэтому я не вступаю в дебаты, столько людей – столько мнений и видений. Я рассказал что-то одно, а кто-то прочитал совершенно другое…Но я не останавливаюсь в своем развитии, мне интересно, я жадный до всего нового, и это главное в нашей профессии – оставаться ребенком и быть жадным до познаний и открытий.
Вы из тех мужей, которые присутствовали на родах. Сейчас с одной стороны, это популярная практика. С другой, все еще существует ряд стереотипов как у мужчин, так и у женщин. Почему вы выбрали именно такой вариант?
Кто-то, конечно, назовет нас психами, и такой вариант далеко не всем подходит. Понятно, что нужно знать, в каком состоянии находится женщина, как протекала беременность, есть ли фактор риска и т.д. Но мы к этому готовились практически год, ходили в школу родителей, занимались с акушеркой, которая 20 лет проработала в роддомах, а потом стала заниматься домашними родами. Рассеянность ответственности в роддомах, их поточность – был мой главный аргумент. И в этом я убедил Полину, хотя теща и сестра жены готовы были меня придушить. Роды на дому исключают поточность и суету, появление человека на свет – некое таинство, и мне хотелось этого таинства, чтобы ребенок сразу почувствовал маму, папу, дыхание родителей, тепло рук, голос... Такие вещи закладываются на всю жизнь. И только поэтому мы дважды устроили такой эксперимент.
То есть рожать дома была ваша идея? Что дает мужчине присутствие во время родов, как это на его влияет? Меняются ли отношения после такого совместного испытания?
Да моя, но Полина была не против. Меняются ли отношения? Не знаю, как любил, так и люблю. Но, безусловно, я ей помогал, мы и приседали, и на руках я ее носил, и пел, и дышал вместе с ней. Ведь чего больше всего боится женщина – что будет физически больно, но, когда другой человек рядом с тобой все это разделяет, уже не так больно и страшно. Это момент твоего отношения к близкому человеку, очень важный момент, и тут нужно уметь брать ответственность. Я ее на себя взял и все, слава Богу, прошло хорошо. Мы с Полиной, как два соединяющихся сосуда, когда она позвонила мне со словами «кажется начинается», у меня крутило живот. Я только приехал на съемочную площадку в Москву, и уже готов был отменить смену. Но мы созванивались каждый час, я закончил съемки, взял билет на самолет, и она меня дождалась. Мы вместе рожали всю ночь, и только утром София появилась на свет.
Вы строгий отец? Кто в вашей семье добрый, а кто – злой полицейский?
Я все время в разъездах, и когда возвращаюсь, то начинаю баловать детей. А жена все время с ними, и София с Саввой, конечно, бывает ее доводят, и она вставляет пистоны. Поэтому я для них - добрый полицейский. Хотя Полина замечательный, добрый, чуткий человек, но наступает момент, когда уже невозможно, нужно выпустить пар. Я детям всегда объясняю, что мама иногда рычит не потому что вас не любит, просто вы сами ее довели. Мы вместе разбираем ситуацию, я им рассказываю, что хорошо, а что – плохо. Мне это нравится, я всегда говорю в открытую и честно: можно поступить вот так или же вот так, ты – человек, тебе Бог дал свободу, а ты выбирай, пожалуйста. Но я, твой папа, считаю, что правильно поступить вот так…
Как вы балуете детей догадаться не сложно, а как радуете супругу? Может, готовите ужин для Полины?
К сожалению, такое случается редко – я либо в отъезде, либо поздно возвращаюсь после спектакля, и стол уже накрыт. Но коронное блюдо для большой компании у меня есть – «Свинина по-носковски». Покупаю свиную шею, сам мариную, фарширую и запекаю в фольге с красным вином.
Несмотря на занятость, вы находите время не только на своих детей, но и принимаете участие в детских благотворительных акциях, что довольно редкое явление среди мужчин в нашем обществе.
Если есть время и возможность, я всегда соглашаюсь, и часто беру с собой своих детей. Есть такая акция «Белый цветок», ее еще царская семья придумала, они делали своими руками белые цветы, выходили на улицы Питера, и горожане жертвовали за эти цветы деньги на благотворительные нужны. Я уже несколько лет с детьми участвую в этой акции. Или читаю книги для детей-сирот. У нас с одной стороны – огромное количество абортов, а с другой – переполненные детдома. И мы, в силу своих возможностей, должны привлекать внимание к этой колоссальной проблеме, помогать, делиться своим теплом. Как говорил старец Иоанн Крестьянкин из Псково-Печерского монастыря: «Тебе дал Бог человека, дай ему частичку себя, согрей, пусть он уйдет от тебя каким-то другим».
Чем успешнее актер, тем с большими ограничениями личного пространства он сталкивается. Вам не мешает ваша популярность? Как семья к этому относится?
Семья относится спокойно, они уже привыкли. Это же часть профессии, ты знаешь, на что идешь. Когда люди вежливо просят сфотографироваться, дать автограф – я соглашаюсь, если же обращаются в неприятной форме – отгораживаюсь. Но я не Олег Меньшиков, и не Сергей Безруков. У меня лицо очень кинематографичное – можно вылепить все что угодно, но выйдя из образа, становлюсь обычным человеком, я умею надевать шапку-невидимку.
Как вы реагируете на критику? Читаете отзывы о своей работе?
У меня есть внутренний камертон и свое ощущение правды. Ведь, столько всего уже пережито, увидено и сыграно… Театр в этом смысле более правдивый, потому что это ежедневная работа, и есть возможность трансформации, меняются обстоятельства, люди, которые приходят на спектакль, меняешься ты сам. Кино – совместный труд сотен людей, и ты понимаешь, например, что за историю рассказываешь, что и как ты для этого делаешь, но за общий результат не ты несешь ответственность. Поэтому я не вступаю в дебаты, столько людей – столько мнений и видений. Я рассказал что-то одно, а кто-то прочитал совершенно другое…Но я не останавливаюсь в своем развитии, мне интересно, я жадный до всего нового, и это главное в нашей профессии – оставаться ребенком и быть жадным до познаний и открытий.
Когда Вам исполнилось 40 лет, как отпраздновали? Произошла ли какая-то переоценка ценностей?
У меня столько работы, я все время в разъездах даже некогда подумать об этом. У меня были всегда какие-то фундаментальные ценности, и я их собираюсь дальше придерживаться видимо у меня еще впереди. У кого-то кризис среднего возраста случается, кто-то наоборот говорит «ключ на старт и полетели». Я не знаю, я живу и не замечаю ничего такого. А день рождения я праздновал в узком семейном кругу, с женой, детьми, родителями и крестными. Брат мне часы подарил. Я ношу и кайфую.
Блиц-интервью с любимым актером. Видео по теме