Игорь, вы слышали о проекте «Кухня» на тот момент, когда вас пригласили на пробы?
Конечно, слышал. Когда мне позвонили и пригласили на пробы, я рассказал об этом своему сыну. Гриша обрадовался: «Папа, обязательно иди! Я обожаю этот сериал, он очень крутой!». И брат мой Вадик – тоже сказал, что этот сериал ему нравится. Так что на разговор я шел, заручившись поддержкой семьи, в самом приятном предвкушении.
С кем вы беседовали на встрече?
Я встретился с Дмитрием Дьяченко – продюсером и режиссером первых сезонов сериала – и с авторами. Ребята рассказали мне о том, какой мерзавец мой герой и что в этой роли они видят только меня! Я сказал им, что у них идеальный вкус. В общем, сошлись. Кстати, договорились, что перед съемками я пойду на курсы и освежу свои кулинарные таланты.
А было что освежать?
Да, эти знания легли на хорошо удобренную почву, потому что в 9–10 классах я ходил на УПК. Но вместо того, чтобы выпиливать детали вместе с другими мальчишками на заводе «Калибр» и познавать столярное искусство, я отправился на кулинарные курсы…
Очень просто: туда пошли все девочки, и меня тоже потянуло в эту сторону. (Улыбается.) Мы ходили на занятия каждый понедельник и учились делать все: от котлет до пирожных. Мне даже удалось поработать на настоящей кухне – я носил котлы, трудился в булочной, пару раз обжег о плиту руки… У меня было записано множество рецептов, я всячески упражнялся на своих домашних. Поскольку – тьфу-тьфу-тьфу – все остались живы, можно сделать вывод, что школьные уроки кулинарии пошли мне на пользу. (Улыбается.) Потом я это, конечно, забросил. Но сейчас, когда мне предложили роль повара, было любопытно вернуться в эту стихию.
Чему вы научились на занятиях?
Мы несколько раз встречались с профессиональным поваром, он учил меня правильно резать, смешивать продукты…
Расскажите немного про своего персонажа. Что у него «от Верника»?
Поскольку мой Герман – негодяй, «нехороший человек, редиска» (как говорил персонаж одной замечательной комедии), мне бы хотелось думать, что все плохое в нем точно не от Верника. (Улыбается.)
За свое «негодяйство» Герману приходится постоянно расплачиваться…
Да, чего со мной только на этом проекте не делали… И молоком обливали, и в смирительную рубашку засовывали, и в кровать с уборщицей укладывали, и поджигали. Поджигали, причем, довольно серьезно: у меня даже брови обгорели. Мы с каскадером, конечно, обсудили, на каком расстоянии от столпа пламени я должен находиться во время съемки. Но ведь хочется сделать так, чтобы ВСЕ выглядело предельно достоверно! Миллиметр – и страдают брови. (Улыбается.) Еще меня макали лицом в муку – это было, наверное, самым неприятным. Мука мгновенно забивалась в рот и в нос, становилась влажной, скатывалась, так что трудно было дышать… Потом был еще дубль, и еще… В другой сцене прямо мне в лицо взрывалась подушка безопасности…
Нет, конечно, это было бы уже слишком! (Улыбается.) Был специально построен некий агрегат: за машиной, в которой я сидел, стояли пять человек, которые «подушку» в определенный момент надували. Получился целый аттракцион, я даже на телефон его заснял.
Кухня на этом проекте – самая настоящая. Работать рядом с горячими плитами, сковородками и духовками было не опасно?
Я два с половиной месяца провел на кухне рядом с раскаленными плитами – и ни разу не обжегся. А ближе к концу съемок, когда в павильоне было прохладно, попросил ассистентку принести мне горячего чая… И в перерыве между дублями умудрился случайно вылить этот чай себе на руку. Причем не успел я сориентироваться, как прозвучала команда: «Мотор!». Мы сняли дубль, и только потом мне принесли специальное средство от ожогов. Но съемки-то на этом не закончились… Поэтому в перерывах ко мне подбегали, обрабатывали руку пенообразным белым спреем, потом перед дублем его мокрой тряпкой стирали, и так несколько раз подряд.
А еще говорят, у артистов простая работа…
Конечно! Проще не бывает… Съемочный день начинается в семь утра. Смена длится двенадцать часов. Ну еще пара часов переработки. На улице жара. В павильоне еще горячее. А на кухне – то, что сейчас на улице кажется желанной прохладой. Ну и еще сыграть надо бы... (Улыбается.) Зато во время съемок я много интересного из своей жизни вспомнил. Например, в армии в наказание меня периодически отправляли чистить картошку. Так что в сцене, в которой проигравший спор Герман должен почистить ведро картошки, я чувствовал себя довольно уверенно, даже в азарт вошел. (Улыбается.) Мы потом не знали, что с этой картошкой делать.
А случалось такое, что реквизит – такой аппетитный на экране – оказывался несъедобным?
Такое тоже было. В одной из сцен Герман пробует разные деликатесные сладости. И одна из них – такова придумка сценаристов – выглядит точь-в-точь как куриная лапка. Работники кухни этой ситуацией, конечно, спешат воспользоваться и подкладывают Герману лапку не марципановую, а самую обычную, сырую.
Неужели вам нужно было ее в кадре пробовать?..
В принципе, я не должен был… Но мне показалось, так будет забавнее – поэтому я сам предложил режиссеру, чтобы Герман попробовал ее на вкус. О, это омерзительное ощущение во рту холодной сырой куриной лапки с ноготочками и волосиками... (Улыбается). Причем мне только потом пришло в голову поинтересоваться, продезинфицировали эту лапку или нет… Тут же выяснилось, что, конечно, нет, ведь по сюжету я не должен был брать ее в рот. После того как сцену отсняли, я позвонил знакомому врачу. Она деликатно спросила, все ли у меня в порядке с головой, и срочно сказала выпить таблетку, убивающую микробы.
Словом, что ни съемочный день – то новый опыт, причем каждый раз – крайне неожиданный
Это да! Актерская профессия, я считаю, очень счастливая. Ты проживаешь столько, сколько за сотню жизней не прожить.